Пятница, 29.03.2024, 09:04


Главная
Регистрация
Вход
Братство кольца Приветствую Вас Гость | RSS  
[ Новые сообщения · Участники · Правила форума · Поиск · RSS ]
  • Страница 1 из 1
  • 1
Модератор форума: Alexandr  
Форум » Литература » Д.Р.Р.Толкиен: добро пожаловать в Средиземье » Narn i hin Hurin ("Дети Хурина" в переводе АСТ)
Narn i hin Hurin
Злобный_МухДата: Воскресенье, 16.03.2008, 13:53 | Сообщение # 1
Гном
Группа: Модераторы
Сообщений: 48
Награды: 0
Репутация: 7
Статус: Смотрит Хоббит
"...на том завершилась
повесть о Турине
злосчастном - худшее
из деяний Моргота среди
людей древнего мира".

Д.Р.Р. Толкиен

Свершилось: http://nazgyl.ucoz.ru/news/2008-03-16-33

Как и обещала в новости, выкладываю первую главу лихачевского перевода. Возрадуйтесь, эрухини.

НАРН И ХИН ХУРИН
(повесть о детях Хурина)

Глава I

ДЕТСТВО ТУРИНА

Хадор Златовласый был правителем эдайн; и весьма благоволили к нему эльдар. Прожил он отпущенный ему срок под властью Финголфина, каковой наделил его обширными землями в той области Хитлума, что звалась Дор-ломин. Дочь Хадора Глорэдель стала женой Халдира, сына Халмира, владыки людей Бретиля; и на том же празднестве сын Хадора Галдор Высокий взял в жены Харет, дочь Халмира.

У Галдора и Харет было двое сыновей, Хурин и Хуор. Хурин был тремя годами старше, однако ж уступал в росте прочим своим сородичам; в том пошел он в народ своей матери, а во всем остальном походил на Хадора, своего деда - силен был и крепок, и наделен к тому же горячим нравом. Но огонь в душе его горел ровно и ясно, и обладал Хурин великой стойкостью воли. Из всех людей Севера он более всех прочих посвящен был в замыслы нолдор. Брат его Хуор ростом превосходил любого из эдайн, кроме лишь собственного своего сына Туора; был он быстр на ногу, но ежели дорога предстояла долгая и тяжкая, Хурин обгонял его, ибо под конец бежал столь же споро, как и в начале, нимало не уставая. Братья любили друг друга великой любовью и в юности почти не разлучались.

Хурин взял в жены Морвен, дочь Барагунда, сына Бреголаса из Дома Беора; она же приходилась близкой родней Берену Однорукому. Морвен была высока и темноволоса, и за ясный свет ее глаз и красоту черт люди прозвали ее Эледвен, то есть по-эльфийски-прекрасная; однако ж нрав у нее был суровый и гордый. Горести Дома Беора омрачили ее сердце, ведь изгнанницей пришла она в Дор-ломин из Дортониона после разгрома Браголлах.

Турином звался старший из детей Хурина и Морвен; родился он в тот самый год, когда Берен пришел в Дориат и повстречал Лутиэн Тинувиэль, дочь Тингола. Морвен родила Хурину и дочь, именем Урвен; но все, кто знал девочку на протяжении недолгой ее жизни, звали ее Лалайт, то есть Смех.

Хуор взял в жены Риан, двоюродную сестру Морвен; она приходилась дочерью Белегунду, сыну Бреголаса. Волею злой судьбы родилась она в ту горькую пору, ибо наделена была сердцем кротким и нежным и не любила ни охоты, ни войны. Любовью дарила она деревья и дикие цветы, а еще - пела и слагала песни. Два месяца лишь прожила она в браке с Хуором, прежде чем отправился он вместе с братом на битву Нирнаэт Арноэдиад, и более она его не видела.

Теперь же речь вновь пойдет о Хурине и Хуоре в дни их юности. Говорится, что до поры сыны Галдора жили в Бретиле на воспитании у Халдира, своего дяди, по обычаю северян тех времен. Часто ходили братья вместе с воинами Бретиля на битву с орками, что ныне опустошали северные границы той земли: Хурин, хотя исполнилось ему только семнадцать годов, был силен и крепок, а младший, Хуор, ростом не уступал взрослым мужам того народа.

Однажды Хурин и Хуор отправились в леса с отрядом разведчиков, но отряд угодил в орочью засаду, и был разбит, и враги преследовали братьев до брода Бритиах. Там захватили бы их в плен либо убили, если бы не могущество Улмо, что по-прежнему заключали в себе воды Сириона; говорится, будто над рекою поднялся туман и укрыл сыновей Галдора от врагов: они перешли Бритиах и оказались в Димбаре. Там блуждали они, терпя великие лишения, среди холмов под сенью отвесных стен Криссаэгрима, пока не заплутали среди мороков той земли, не зная пути ни вперед, ни назад. Но углядел их Торондор и выслал им на помощь двух Орлов; Орлы подхватили братьев и перенесли их через Окружные горы в потаенную долину Тумладен, в сокрытый город Гондолин, где не бывал доселе никто из смертных.

Добрый прием оказал гостям король Тургон, узнав, какого они рода; ибо Хадор был Другом эльфов, а кроме того, Улмо загодя присоветовал ему ласково обойтись с сыновьями этого Дома, от коих придет помощь в час нужды. Хурин и Хуор прогостили во дворце Тургона без малого год; и говорится, что за это время Хурин, наделенный живым, пытливым умом, перенял многие знания эльфов и постиг отчасти намерения и замыслы короля. Тургон очень привязался к сыновьям Галдора; подолгу беседовал он с ними и воистину желал оставить их в Гондолине из любви к ним, а не только потому, что закон гласил: никто чужой, будь то эльф или смертный, отыскав путь в потаенное королевство и увидев город, не покинет Гондолина вновь, до тех пор, пока сам король не откроет врата и сокрытый народ не выйдет на свет.

Но Хурин и Хуор желали вернуться к своему народу, дабы сражаться в войнах и разделить невзгоды, выпавшие на его долю. И сказал Хурин Тургону:

- Государь, мы - всего лишь смертные, не схожи мы с эльдар. Эльфы могут терпеливо выжидать на протяжении долгих лет, пока не пробьет час великих битв; но наш срок краток, быстро иссякают надежда наша и силы. Не сами нашли мы путь в Гондолин и даже не знаем доподлинно, где находится город; страх и изумление владели нами, пока несли нас Орлы дорогами ветров; по счастью, затуманен был наш взор.

Тогда Тургон внял их просьбе и ответствовал так:

- Тем путем, каким прибыли вы сюда, вольны вы и вернуться, ежели согласится Торондор. Горько мне расставаться с вами, однако, может статься, в скором времени, по меркам эльдар, встретимся мы вновь.

Уход их нимало не огорчил Маэглина, сына сестры короля, что пользовался в Гондолине немалой властью; однако недоволен остался Маэглин королевской снисходительностью, ибо не жаловал весь людской род; и сказал он Хурину:

- Милость короля больше, нежели ты думаешь; впору подивиться, с какой бы стати отменять закон ради людского отродья. Надежнее оно вышло бы, кабы не было у двух мужланов иного выбора, кроме как остаться здесь на положении наших слуг до конца жизни.

- Воистину, велика милость короля, - отвечал Хурин, - но если нашего слова недостаточно - мы поклянемся.

И братья дали клятву вовеки не разглашать замыслов короля и молчать обо всем, что видели во владениях Тургона. И распрощались они; и прилетели Орлы, и унесли сыновей Галдора под покровом ночи, и опустили их в Дор-ломине еще до рассвета. Обрадовалась братьям родня их, ибо гонцы из Бретиля уже сообщили, что те сгинули без вести; но даже отцу своему не открыли Хурин с Хуором, где пробыли все это время - сказали только, что в глуши пришли им на помощь орлы и отнесли их домой. На это молвил Галдор:

- Стало быть, прожили вы в глуши целый год? Или, может, орлы приютили вас в своих гнездах? Но нет: нашли вы пропитание и богатые одежды, и возвращаетесь разряженные, что юные принцы, а отнюдь не оборванными бродягами лесными.

- Доволен будь, отец, - отвечал на это Хурин, - что мы возвратились, ибо дозволено это было только в силу обета молчания. Клятве своей верны мы и ныне.

И Галдор не расспрашивал их более; однако и он, и многие другие догадывались об истине. И обет молчания, и Орлы наводили на мысль о Тургоне; так думали про себя люди.


Alasse ume er Silmarillissen


Подобен лучу самурайский клинок -
И тот затупился...
Проклятая килька в томате!

Всем хороши самурайские жены:
Прекрасны, как Аматэраcу,
Жарят и парят, но скалкой дерутся изрядно… ©

Сообщение отредактировал Злобный_Мух - Воскресенье, 16.03.2008, 14:00
 
Злобный_МухДата: Воскресенье, 16.03.2008, 13:54 | Сообщение # 2
Гном
Группа: Модераторы
Сообщений: 48
Награды: 0
Репутация: 7
Статус: Смотрит Хоббит
(продолжение)

Шли дни, и росла и удлинялась тень страха перед Морготом. Но в четыреста шестьдесят девятом году после возвращения нолдор в Средиземье пробудилась среди эльфов и людей надежда; прошел среди них слух о деяниях Берена и Лутиэн и о том, как посрамлен Моргот - на собственном своем троне в Ангбанде; а иные уверяли, что Берен и Лутиэн до сих пор живы, а не то так воскресли из мертвых. В тот же год великие замыслы Маэдроса уже близились к завершению: благодаря возродившейся силе эльдар и эдайн остановлен был натиск Моргота, а орки выдворены из Белерианда. Заговорили в ту пору о грядущих победах и о воздаянии за Битву Браголлах, когда Маэдрос поведет в бой объединенные воинства и загонит Моргота под землю и намертво запечатает Врата Ангбанда.

Но мудрых по-прежнему одолевала тревога: опасались они, что Маэдрос слишком рано явил свою растущую силу и что у Моргота достанет времени измыслить, как совладать с ним.

- В Ангбанде то и дело рождается новое зло, коего не предугадать эльфам и людям, - говорили они.

Осенью того же года, в подтверждение их слов, тлетворный ветер налетел с Севера под свинцово-серыми небесами. Моровое Дыхание назвали его, ибо нес он в себе пагубу, и на исходе года многие занедужили и умерли в северных землях, граничащих с равниной Анфауглит - по большей части дети и подростки.

В тот год Турину, сыну Хурина, было только пять лет от роду, а сестре его Урвен в начале весны исполнилось три. Волосы у нее были, что золотые лилии в траве, когда резвилась она в полях, а смех звенел, что голос реки, которая рождалась в холмах и, весело журча, протекала под стенами ее отчего дома. Нен Лалайт нарекли ту речку, и по ней все домочадцы называли дитя Лалайт, и светлело у них на душе при виде девочки.

Турина же любили меньше, чем его сестру. Он уродился темноволосым, в мать, и, по всему судя, унаследовал и ее нрав; ибо веселости чуждался; был он немногословен, хотя говорить научился рано и неизменно казался старше своих лет. Турин нескоро забывал обиду или насмешку; но внутренний пламень отца пылал и в нем - Турин тоже бывал порывист и яростен. Однако ж знал он и жалость: боль и горе живого существа трогали его до слез; в этом он тоже пошел в отца, ибо Морвен была строга к другим так же, как к себе. Турин любил мать, ибо она говорила с ним просто и прямо, а отца он почти не видел: Хурин то и дело надолго отлучался из дома и уезжал в войско Фингона, что охраняло восточные границы Хитлума, а когда возвращался, его живая, быстрая речь, пересыпанная незнакомыми словами, и шутками, и полунамеками, озадачивала Турина, и тот чувствовал себя неуютно. В ту пору все тепло души своей дарил он сестренке Лалайт, но редко играл с ней: Турину больше нравилось невидимым оберегать ее и любоваться, как резвится она в траве или под деревом и поет песенки, что дети эдайн сложили давным-давно, когда язык эльфов был еще свеж на их устах.

- Прекрасна Лалайт, как эльфийское дитя, да только, увы, век ей отпущен недолгий, - говорил Хурин жене своей Морвен. - И оттого, верно, кажется она еще прекраснее - и еще дороже.

Турин же, услышав эти слова, задумался над ними, но так и не постиг их смысла. Эльфийских детей видеть ему не доводилось. В ту пору эльдар не жили в землях его отца; лишь один-единственный раз случилось Турину узреть их - когда король Фингон и многие его лорды пересекли Дор-ломин и проехали по мосту через Нен Лалайт, в искристом блеске серебра и белизны.

Но еще до конца года слова его отца обернулись истиной; в Дор-ломин пришло Моровое Дыхание, и слег Турин, и долго пролежал в жару, во власти темных снов. Когда же исцелился он, ибо такова была его судьба и сила жизни, в нем заключенная, он спросил про Лалайт. Нянька же ответствовала:

- Не говори более о Лалайт, сын Хурина; о сестре же своей Урвен должно тебе спросить у матери.

И вот пришла к нему Морвен, и молвил ей Турин:

- Я уже не болен и хочу видеть Урвен; но почему нельзя мне больше говорить "Лалайт"?

- Потому что Урвен умерла и стих смех в этом доме, - отвечала она. - Но ты жив, сын Морвен; жив и Враг, содеявший такое с нами.

Морвен не пыталась утешить сына, как и сама утешения не искала: она встречала горе молча, с заледеневшим сердцем. Но Хурин скорбел открыто: взял он свою арфу, и хотел было сложить плач, но не смог, и разбил он арфу, и выбежал из дому, и простер руку в сторону Севера, восклицая:

- Ты, что калечишь Средиземье, кабы мне повстречаться с тобою лицом к лицу и искалечить тебя так же, как господин мой Финголфин!

Турин же горько плакал ночами в одиночестве, хотя при Морвен он никогда более не упоминал имени сестры. К единственному другу обращался он в ту пору, только ему говорил о своей скорби и о том, как пусто сделалось в доме. Другом этим был один из домочадцев Хурина, именем Садор; был он хром и мало с ним считались. Прежде был он лесорубом и по несчастливой случайности либо по собственной оплошности отрубил себе топором правую ступню, и нога его усохла. Турин прозвал его Лабадалом, что значит Хромоног, хотя имя это Садора не обижало: ведь подсказано оно было жалостью, а вовсе не презрением. Садор работал в надворных постройках - мастерил или чинил всякие мелочи, потребные в доме, так как плотник был не из худших; Турин же порою подавал ему одно и другое, чтобы тот не трудил лишний раз ногу, а порою уносил тайком какой-нибудь инструмент или кусок древесины, брошенные без присмотра, ежели думал, что другу они пригодятся. Садор улыбался, но всякий раз велел мальчику возвратить подарок на место.

- Дари щедрой рукой, но дари лишь свое, - говаривал он.

Садор, как мог, платил ребенку добром за добро и вырезал для него фигурки людей и зверей; но больше всего Турин любил рассказы Садора, ибо молодость того пришлась на пору Браголлах, и ныне Садор охотно вспоминал о тех недолгих днях, когда был силен и крепок, и не стал еще калекой.

- Говорят, великая то была битва, сын Хурина. Меня отозвали от трудов моих в лесах, ибо в тот год большая нужда была в людях, но в Браголлах я не сражался, а не то, пожалуй, получил бы увечье более почетное. Слишком поздно подоспели мы, для того лишь, чтобы унести назад на носилках тело старого правителя, Хадора: он погиб, защищая короля Финголфина. После того я и стал ратником и прослужил в великой твердыне эльфийских королей, Эйтель Сирион, много лет, или, может, теперь мне так кажется - ведь последующие годы и вспомнить-то особо нечем. Я был там, когда напал Черный Король, и Галдор, отец твоего отца, командовал в крепости от имени короля. В том штурме он и погиб; я видел, как твой отец принял власть и возглавил оборону, хотя едва успел возмужать. Говорили, будто пылает в нем огонь, так, что меч раскаляется в его руке. Ведомые им, мы оттеснили орков в пески; и с того самого дня они уж не смели появляться в виду стен. Но увы! Сполна утолил я жажду, ибо вдоволь насмотрелся на кровь и раны, и испросил я дозволения вернуться в леса, по которым стосковался душою. Там-то и покалечился я; убегая от своего страха, часто обнаруживаешь, что на самом-то деле поспешил коротким путем ему навстречу.

Так говорил Садор с Хурином, когда тот подрос; Хурин же начал задавать бессчетные вопросы, на которые Садору непросто было ответить, и думал он про себя, что должно бы наставлять мальчика родичам более близким. Однажды Турин спросил его:

- А Лалайт в самом деле походила на эльфийское дитя, как уверял отец? И что он имел в виду, говоря, что недолгий срок ей отпущен?

- Очень походила, - подтвердил Садор, - ведь на заре юности дети людей и эльфов кажутся близкой родней. Но дети людей взрослеют куда быстрее и скоро проходит юность их; такова наша судьба.

- Что такое судьба? - спросил Турин.

- О судьбе людей должно тебе спросить тех, кто мудрее Лабадала, - отозвался Садор. - Ну да всем ведомо: скоро устаем мы и умираем; а многие по несчастной случайности гибнут и раньше. Эльфы же не знают усталости и умирать не умирают, кроме как от самого тяжкого увечья. От ран и печалей, что убивают людей, эльфы могут исцелиться; а иные говорят, будто эльфы возвращаются в мир, даже если искалечены тела их. Не так оно с нами.

- Значит, Лалайт не вернется? - спросил Турин. - Куда же ушла она?

- Не вернется, - подтвердил Садор. - Но куда ушла она, никому из людей не ведомо; мне, во всяком случае - нет.

- И так было всегда? Или, может, всему виной какое-нибудь проклятие злобного Короля - вроде Морового Дыхания?

- Не знаю. Тьма лежит за нами, и из тьмы той немного пришло преданий. Отцам наших отцов, верно, было что рассказать - да только не рассказали они ничего. Даже имена их и то позабыты. Горы стоят между нами и той жизнью, что оставили они, спасаясь от беды, а какой - никому ныне не ведомо.

- Их пригнал страх? - спросил Турин.

- Может статься, и так, - отвечал Садор. - Может статься, мы бежали от страха пред Тьмой, да только здесь столкнулись с ней лицом к лицу, и некуда нам больше бежать, кроме как к Морю.

- Но теперь мы уже не боимся, - отозвался Турин, - во всяком случае, не все мы, нет. Отец мой не знает страха; и я тоже бояться не стану; или по крайней мере, бояться стану, но страха не выкажу, как моя матушка.

И почудилось в ту пору Садору, что глядит на него Турин глазами не ребенка, но взрослого, и подумал он: "Горе - что точило для сильного ума". Вслух же сказал он так:

- Сын Хурина и Морвен, что станется с твоим сердцем, Лабадалу не предугадать, только нечасто и немногим станешь ты его открывать.

Тогда молвил Турин:

- Пожалуй, ежели не дано получить, чего хочешь, так лучше и о том не заговаривать. Только вот хотелось бы мне, Лабадал, быть одним из эльдар. Тогда Лалайт однажды возвратилась бы, а я по-прежнему ждал бы ее здесь, даже если бы нескоро пришла она. Я стану ратником эльфийского короля, как только подрасту, - подобно тебе, Лабадал.

- Многому сможешь ты научиться от эльфов, - промолвил Садор со вздохом. - Эльфы - народ прекрасный и дивный, и обладают они властью над сердцами людей. И однако ж думается мне порой, что лучше оно было бы, кабы нам с ними никогда не встречаться, а жить своей собственной немудреной жизнью. Ибо древний народ сей владеет многовековой мудростью; горды они и стойки. В их свете меркнем мы - или сгораем слишком быстро, и бремя участи нашей тяжелее давит на плечи.

- Отец мой любит их великой любовью, - возразил Турин, - и не знает он радости вдали от них. Он говорит, мы научились у эльфов едва ли не всему, что знаем, и сделались выше и благороднее; а еще он говорит, что люди, недавно пришедшие из-за гор, ничем не лучше орков.

- То правда, - отвечал Садор, - по крайней мере, о некоторых из нас. Но подниматься вверх мучительно, а с высоты слишком легко сорваться в бездну.


Alasse ume er Silmarillissen


Подобен лучу самурайский клинок -
И тот затупился...
Проклятая килька в томате!

Всем хороши самурайские жены:
Прекрасны, как Аматэраcу,
Жарят и парят, но скалкой дерутся изрядно… ©

 
Злобный_МухДата: Воскресенье, 16.03.2008, 13:55 | Сообщение # 3
Гном
Группа: Модераторы
Сообщений: 48
Награды: 0
Репутация: 7
Статус: Смотрит Хоббит
(продолжение)

В ту пору Турину было почти восемь, в месяце гваэрон по счету эдайн, в год, что не позабудется вовеки. Среди старших уже ходили слухи о великом сборе и сходе воинств, Турин же о том ничего не слышал, хотя примечал, как отец то и дело обращает на него пристальный взор: так глядят на нечто дорогое, с чем поневоле предстоит расстаться.

Хурин же, зная, сколь отважна его жена и сколь сдержанна на язык, часто беседовал с Морвен о замыслах эльфийских королей и о том, чем обернется победа либо поражение. Сердце его было преисполнено надежды, и мало страшился он за исход битвы; ибо казалось ему, что никакая сила в Средиземье не сумеет сокрушить мощь и величие эльдар.

- Они видели Свет Запада, - говорил он, - и в конце концов Тьма отступит пред ними.

Морвен ему не возражала; рядом с Хурином всегда верилось в лучшее. Но и в ее роду хранили эльфийское знание, и про себя молвила она: "И однако ж разве не покинули они Свет и разве не отрезаны от него ныне? Может статься, что Владыки Запада более об эльфах не вспоминают; и как же тогда им, пусть и Старшим Детям, одолеть одного из Властей?

Ни тени подобных сомнений, похоже, не тревожило Хурина Талиона; но однажды утром по весне того года проснулся он, точно от недоброго сна, и в тот день словно бы туча омрачила его свет и радость; а вечером внезапно сказал он:

- Когда призовут меня к войску, Морвен Эледвен, оставлю я на твоем попечении наследника Дома Хадора. Коротка жизнь людская, и изобилует несчастными случайностями, даже и в мирные времена.

- Так было всегда, - отвечала Морвен. - Но что стоит за твоими словами?

- Благоразумие, не сомнение, - промолвил Хурин, хотя вид у него был встревоженный. - Тот, кто глядит вперед, в будущее, не может не понимать: мир не останется прежним. Слишком многое поставлено на кон, и одна из сторон неизбежно утратит то, чем сейчас владеет. Если падут эльфийские короли, худо придется эдайн; а ведь мы живем ближе всех к Врагу. Эта земля, чего доброго, отойдет под его власть. Если все и впрямь обернется к худшему, я не скажу тебе: "Не бойся!" Ибо боишься ты лишь того, чего должно бояться, и не более; и страх тебя не пугает. Но говорю я: "Не мешкай!" Я вернусь к тебе, коли смогу - но не мешкай! Поспеши на юг - если я уцелею, так последую за тобой и найду тебя, даже если мне придется обыскать весь Белерианд.

- Обширен Белерианд, да только не найдется в нем крова для бесприютных изгнанников, - промолвила Морвен. - Куда бежать мне, будь то со многими либо немногими?

Хурин помолчал немного, размышляя.

- В Бретиле живет родня моей матери, - проговорил он. - Лигах в тридцати отсюда, ежели напрямик.

- Коли и впрямь настанут недобрые времена, что проку искать помощи у людей? - возразила Морвен. - Дом Беора пал. Если падет великий Дом Хадора, в какие норы забьется малый народ Халет?

- В те, которые отыщутся, - откликнулся Хурин. - И все же не сомневайся в их доблести, пусть немногочисленны они и неучены. Где еще искать надежду?

- Ты не говоришь о Гондолине, - промолвила Морвен.

- Не говорю; это имя вовеки не срывалось с моих уст, - отозвался Хурин. - Однако слухи не лгут; я и впрямь побывал там. Но говорю тебе ныне правду, как никому другому не говорил и не скажу: я не знаю, где находится город.

- Однако ты догадываешься, и думается мне, догадка твоя близка к истине, - возразила Морвен.

- Может, и так, - промолвил Хурин. - Но ежели сам Тургон не освободит меня от клятвы, я не могу высказать догадку вслух, даже тебе; и потому искать ты станешь напрасно. А даже если бы и заговорил я, себе на позор, ты в лучшем случае доберешься лишь до запертых врат; ибо внутрь не впустят никого - разве что Тургон выступит на войну (о чем ни слова не слышно и надежды на то нет).

- Тогда, раз на родню твою уповать не приходится, а друзья от тебя отрекаются, придется мне решать самой, - промолвила Морвен, - и запала мне ныне на ум мысль о Дориате.

- Как всегда, высоко метишь, - отозвался Хурин.

- Скажешь, чересчур высоко? - возразила Морвен. - Но из всех укреплений Пояс Мелиан падет последним, думается мне; а Дом Беора в Дориате презирать не станут. Разве не в родстве я с королем? Ибо Берен, сын Барахира, был внуком Брегора, как и мой отец.

- Сердце мое не склоняется к Тинголу, - отозвался Хурин. - Не шлет он помощи королю Фингону; и не ведаю, что за тень омрачает мне душу, стоит упомянуть про Дориат.

- При упоминании Бретиля омрачается и мое сердце, - отвечала Морвен.

Тут Хурин вдруг рассмеялся и молвил:

- Хороши мы, нечего сказать - сидим тут да спорим о вещах за пределами нашего разумения и о тенях, порождениях снов. Настолько худо нам не придется; а коли придется, что ж - тогда все зависит от твоей отваги и рассудительности. Тут уж поступай, как велит тебе сердце - но быстро. А если победа останется за нами, тогда эльфийские короли намерены возвратить все вотчины дома Беора его наследнице - тебе, Морвен, дочь Барагунда. Тогда обширными владениями станем мы править, и славное наследство перейдет к нашему сыну. Коли не останется зла на Севере, уж верно, обретет он великое богатство и станет королем среди людей.

- Хурин Талион, - произнесла Морвен, - по мне, так справедливее будет сказать: ты глядишь высоко, я же страшусь пасть низко.

- Даже в самом худшем случае не тебе этого бояться, - отозвался Хурин.

Той ночью примерещилось Турину сквозь сон, будто мать и отец со свечами в руках склонились над его постелью и глядят на него сверху вниз; но лиц их он не видел.


Alasse ume er Silmarillissen


Подобен лучу самурайский клинок -
И тот затупился...
Проклятая килька в томате!

Всем хороши самурайские жены:
Прекрасны, как Аматэраcу,
Жарят и парят, но скалкой дерутся изрядно… ©

 
AlexandrДата: Вторник, 18.03.2008, 15:35 | Сообщение # 4
Урукхай
Группа: Модераторы
Сообщений: 451
Награды: 0
Репутация: 25
Статус: Смотрит Хоббит
Может кому интересно у меня есть перевод (любительский, но хороший) до 5 главы (включительно). Выложить или нет?

If you have a problem I can help you.©my

SPBrt*VIPmaster
 
ВладимирДата: Вторник, 18.03.2008, 15:56 | Сообщение # 5
Эльф
Группа: Пользователи
Сообщений: 394
Награды: 0
Репутация: 6
Статус: Смотрит Хоббит
Alexandr, Обязательно выложи!

One Ring to rule them all
One Ring to find them
One Ring to bring them all
And in the darkness bind them
In a land of Mordor where the shadows lie
 
AlexandrДата: Вторник, 18.03.2008, 16:31 | Сообщение # 6
Урукхай
Группа: Модераторы
Сообщений: 451
Награды: 0
Репутация: 25
Статус: Смотрит Хоббит
Глава II

Битва Бессчётных Слёз

Много песен и сказаний сложили эльфы о Нирнаэт Арноэдиад, Битве Бессчётных Слёз, в которой пал Фингон и цветок эльдар увял. Если поведать их все, то жизни человеческой не хватило бы на то, чтобы их выслушать. Здесь же подробно будет рассказано лишь о деяниях, касающихся Дома Хадора и детей Хурина Стойкого.

Собрав, наконец, все войска, что было возможно, Маэдрос назначил час: утро Середины Лета. В тот день трубы эльдар приветствовали восходящее солнце, и на востоке поднялось знамя сыновей Фэанора, а на западе – знамя Фингона, Короля нолдор.

Тогда со стен крепости Эйтель Сирион Фингон обратил взор на своё войско, и было оно надёжно скрыто от вражеских глаз в долинах и лесах на восточных склонах Эред Ветрин, однако знал Фингон, что оно велико. Ибо здесь были собраны все нолдор Хитлума, и к ним присоединились многие эльфы из Фаласа и Нарготронда, и велика была также сила людей. Справа стояло воинство Дор-ломина и Хурин, и брат его Хуор, и к ним пришёл Халдир, их родич из Бретиля, и с ним много лесных воинов.

Тогда взглянул Фингон на восток, и его эльфийский взор различил вдалеке облака пыли и блеск стали в них, словно свет звёзд в тумане, и так узнал он, что Маэдрос выступил на битву, и возрадовался Фингон. Наконец, взглянул он в сторону Тангородрима, где клубилось тёмное облако и вздымался чёрный дым, и так узнал он, что Моргот разгневался и что вызов их будет принят. Тень сомнения легла на сердце Фингона. Но в этот миг с юга донёсся приветственный возглас, и ветер разнёс его по долинам, и эльфы и люди, услышавшие его, восклицали в удивлении и радости. Ибо без вызова и против ожиданий Тургон отворил врата Гондолина и выступил со своей десятитысячной армией в блистающих доспехах, с длинными мечами и копьями бесчисленными, словно деревья в лесу. Издалека услышал Фингон звонкий горн Тургона, и отступила тень, и сердце его возликовало, и громко воскликнул он: «Utúlie'n aurë! Aiya Eldalië ar Atanatarni, utúlie'n aurë! День настал! Узрите, народ эльдар и Отцы Людей, день настал!» И каждый, кто слышал, как эхо его могучего голоса разносится в холмах, отвечал, восклицая: «Auta i lómë! Ночь уходит!»

Битва началась вскоре, ибо Морготу было ведомо многое из задуманного и сделанного его недругами, и задолго был он готов к их наступлению. Одна огромная армия Ангбанда уже двигалась ближе к Хитлуму, в то время как вторая, еще большая, шла навстречу Маэдросу, дабы предотвратить объединение сил двух королей. И те, что шли навстречу Фингону, были одеты в тёмные одежды и не обнажали оружия, оттого давно оставили они позади пески Анфауглит, прежде чем об их приближении стало известно.

Тогда сердца нолдор воспылали гневом, и их командиры пожелали встретить врага на равнине, однако им возразил Фингон.

«Бойтесь, лорды, коварства Моргота! – говорил он. – Силы его всегда больше, чем кажутся, а помыслы его не таковы, какими он тщится их представить. Не открывайте своих сил, и пусть враги истощают себя, атакуя холмы». Замысел королей был таков, что Маэдрос открыто пойдёт по Анфауглит со всем своим воинством, с эльфами, людьми и гномами, и когда он отвлечёт на себя, как он надеялся, основные силы Моргота, Фингон придёт с запада, отчего полчища Моргота окажутся словно меж молотом и наковальней и так будут разбиты, сигналом же к тому должно было стать зажжение огня на высокой башне в Дортонионе.

Однако военачальнику Моргота на западе было приказано выманить войска Фингона с холмов любой ценой. Он вёл армию вперёд, пока авангард её не оказался перед рекой Сирион, от стен Барад Эйтель до Топей Сереха, так, что воины Фингона могли видеть глаза своих врагов. На его вызов не было ответа, и насмешки орков стихли, когда увидели они безмолвные стены и почуяли угрозу, скрытую в холмах.

Тогда военачальник Моргота выслал гонцов, что подъехали к самым стенам Барад Эйтель. Они привезли Гельмира, сына Гуилина, лорда из Нарготронда, которого захватили в битве Браголлах и ослепили, и выставили его перед собой, крича: «У нас ещё много таких припасено, но торопитесь, если хотите найти их, потому что мы так же расправимся и с ними, когда вернёмся». И они отрубили Гельмиру руки и ноги, и бросили тело.

К несчастью, на стене тогда стоял Гвиндор, сын Гуилина, и с ним многие эльфы из Нарготронда, и поистине пошёл он на войну со всеми, кого смог собрать, из скорби по пленённому брату. Теперь же гнев его разгорелся, словно пламя, он вскочил на коня, и многие всадники присоединились к нему, и погнались они за посланниками Моргота и убили их. И все эльфы Нарготронда последовали за Гвиндором, и врезались глубоко в полчища Ангбанда. Увидев это, нолдор воспылали гневом, и Фингон надел свой белый шлем, и затрубили горны, и всё воинство покинуло холмы и помчалось вперёд в стремительном натиске.

Свет обнажённых клинков нолдор был словно огонь в зарослях камыша, и так яростна и быстра была их атака, что замыслы Моргота чуть было не пошли прахом. Вся армия, что он выслал на запад как приманку, была опрокинута и сметена ещё до того, как подошли подкрепления, и стяги Фингона промчались над Анфауглит и взвились перед стенами Ангбанда.

Гвиндор и отряд из Нарготронда постоянно мчались впереди, и даже теперь ничто не могло их укротить, они прорвались сквозь внешние ворота, убивая стражей в самых залах Ангбанда, и Моргот задрожал на своём троне, слыша, как они бьют в его двери. Но здесь Гвиндор попал в ловушку и был взят в плен, а все его воины – убиты, потому что Фингон не мог прийти к нему на помощь. Многими тайными ходами в Тангородриме Моргот вывел наружу свои основные силы, которые до поры прятал, и Фингон отступил от стен Ангбанда, неся большие потери.

Тогда на равнине Анфауглит, на четвёртый день войны, началась Нирнаэт Арноэдиад, всю скорбь которой не может вместить ни одно сказание. Не будет здесь сказано о том, что произошло на восточном краю битвы: о том, как гномы Белегоста обратили в бегство дракона Глаурунга, об измене вастаков и поражении воинства Маэдроса и бегстве сыновей Фэанора. На западе воинство Фингона отступало через пески, и здесь пал Халдир, сын Халмира, и большинство воинов Бретиля. Но на исходе пятого дня, когда пала ночь, Эред Ветрин были ещё далеко, а полчища Ангбанда окружили армию Фингона, и бой шёл всю ночь, и сжималось кольцо врагов. Надежда пришла утром, когда на юге зазвучали трубы, и Тургон повёл в бой воинство Гондолина, ибо до тех пор он охранял подступы к Сириону на юге и смог удержать большую часть своих воинов от поспешной атаки. Ныне же он спешил на помощь своему брату, и нолдор Гондолина были сильны, и ряды их сияли в лучах солнца, словно река стали, ибо за меч и доспехи последнего воина Тургона можно было выкупить любого короля людей.

Теперь строй королевских стражей пробивался сквозь толпы орков, и Тургон прорубал свой путь к брату. И рассказывают, что в сердце битвы доброй была встреча Тургона с Хурином, что стоял рядом с Фингоном. Ибо на некоторое время орды Ангбанда были оттеснены назад, и Фингон смог продолжить отступление. Однако, одержав победу над Маэдросом на востоке, Моргот освободил большие силы, и прежде, чем Фингон и Тургон достигли укрытия в холмах, на них обрушились орды, в три раза большие, чем оставшееся воинство эльфов и людей. Явился Готмог, главный военачальник Ангбанда, и вбил он черный клин в эльфийское войско, окружая короля Фингона и тесня Тургона и Хурина к Топям Сереха. Затем он схватился с Фингоном, и страшен был тот поединок. Наконец, один стоял Фингон, и все стражи его, павшие, лежали вокруг, и сражался он с Готмогом, пока балрог, подкравшийся сзади, не опутал его стальной плетью. И ударил его Готмог чёрной секирой, и белым пламенем сверкнул, раскалываясь на части, шлем Фингона. Так пал Король нолдор, и булавами вбили его в пыль, и стяг его, синий с серебром, утопили в его крови.

Битва была проиграна, но Хурин и Хуор с оставшимися воинами Дома Хадора стойко сражались плечом к плечу с Тургоном из Гондолина, и армии Моргота всё ещё не могли захватить ущелья Сириона. Тогда Хурин обратился к Тургону: «Государь, уходи, пока есть время! Ибо ты последний из Дома Финголфина, и в тебе живёт последняя надежда эльдар. У Моргота в сердце живет страх, покуда стоит Гондолин».

«Недолго ныне Гондолину быть сокрытым, а, обнаруженный, он падёт» – ответил Тургон.

«И всё же, если он простоит ещё немного, – сказал Хуор, – то из твоего дома придёт надежда эльфов и людей. Так скажу я тебе, лорд, перед лицом смерти: пусть ныне мы расстаёмся навсегда, и не увидеть мне боле белых стен твоего города, от тебя и от меня новая звезда взойдёт. Прощай!»

Маэглин, сын сестры Тургона, стоявший рядом, услышал эти слова и запомнил их.

И Тургон принял совет Хурина и Хуора, и приказал своим воинам отступать к теснинам Сириона, и Эктэлион и Глорфиндэл защищали фланги, так что никто из врагов не мог пройти мимо их войска, ибо в тех местах была лишь одна узкая дорога вдоль западного берега Сириона. В то время люди Дор-ломина сдерживали натиск врага в арьергарде, как желали того Хурин и Хуор, ибо в сердце своем не хотели они покидать северные земли, и коли не суждено им было вернуться в родные края, они намеревались сражаться до конца. И случилось так, что Тургон со своими воинами прорубил себе путь на юг, оставив позади Хурина и Хуора, спустился вниз по Сириону и скрылся в горах, и для соглядатаев Моргота стал он невидим. Однако братья собрали вокруг себя всех оставшихся могучих воинов Дома Хадора и отступали шаг за шагом пока не оказались за Топями Сереха, и поток Ривила был перед ними. Здесь они встали, дабы не сдвинуться с места до конца.

Тогда всё войско Ангбанда обрушилось на них, и их мертвые тела запрудили реку, и окружили они остатки воинов Хитлума, как подступающий прибой окружает скалу. Там, когда солнце уходило на запад, и почернели тени Эред Ветрин, Хуор пал от отравленной стрелы, пронзившей глаз, и все доблестные воины Хадора были убиты, и орки отрубили их головы, и сложили из них курган, что золотом сиял на закате.

Дольше всех сражался в одиночестве Хурин. Он бросил свой щит и взял топор орочьего командира, и наносил удары двумя руками, и песни поют о том, что топор дымился от чёрной крови троллей из стражи Готмога, пока не расплавился, и с каждым смертельным ударом Хурин восклицал: «Aure entuluva! День настанет снова!» Семьдесят раз он выкрикнул это, но, наконец, его взяли живым по воле Моргота, который задумал для Хурина участь худшую, нежели смерть. Поэтому орки схватили Хурина, и их лапы крепко держали его, даже когда он обрубал их, но орки всё прибывали, и Хурин упал, погребённый под тяжестью их тел. Тогда Готмог связал его и, потешаясь над пленником, утащил его в Ангбанд.

Так закончилась Нирнаэт Арноэдиад, когда солнце скрылось за морем. На Хитлум опустилась ночь, и с запада пришла буря.

Велика была победа Моргота, хотя и не все замыслы его злобы были исполнены. Одна мысль сильно тревожила его и отравляла беспокойством всю сладость победы: Тургон сумел ускользнуть из его сети, и из всех врагов своих именно его Моргот более всего жаждал погубить или взять в плен. Ибо Тургон из великого Дома Финголфина был ныне по праву Королём всех нолдор, и Моргот боялся и ненавидел Дом Финголфина за то, что они презирали его в Валиноре и были друзьями Ульмо, недруга Моргота, и за те раны, что в бою нанёс Морготу Финголфин. И более всего Моргот боялся Тургона, ибо в давние времена в Валиноре взор его пал на Тургона, и когда бы он ни приближался к Морготу, тень падала на чёрную душу Врага, предвещая, что во дни, до поры скрытые судьбой, от Тургона к Морготу придёт поражение.

Добавлено (18.03.2008, 16:31)
---------------------------------------------
Глава III

Слова Хурина и Моргота

Теперь по приказу Моргота орки с большим трудом собрали тела своих врагов, всё их оружие и доспехи, и сложили из них курган посреди равнины Анфауглит, и был он словно огромный холм, что виден издалека, и эльдар нарекли его Хауд-эн-Нирнаэт. Но на холме выросла высокая зелёная трава, единственная в этой пустыне, и ни один из слуг Моргота не смел ходить по земле, под которой ржавели мечи эльдар и эдайн. Не было больше королевства Фингона, и сыновья Фэанора бродили, что листья, гонимые ветром. В Хитлум не вернулся ни один из воинов Дома Хадора, и не дошли туда вести об исходе битвы и судьбе их лордов. Однако Моргот отправил в те земли смуглых вастаков, людей, что склонились под его властью, и запретил им покидать Хитлум. Из всех богатых посулов, которыми он убедил вастаков предать Маэдроса, Моргот пожаловал им лишь это: обирать и изводить стариков, детей и женщин народа Хадора. Оставшихся в Хитлуме эльдар, тех, кто не скрылся в лесах и горах, он угнал в копи Ангбанда, и стали они его рабами. Орки же свободно передвигались по всему Северу и проникали все дальше на юг в Белерианд. Не был покорён Дориат, ещё стоял Нарготронд, однако Моргот не придавал им значения, оттого ли, что мало знал о них, или же оттого, что не настал ещё их час в замыслах его злобы. Все же помыслы его обращались к Тургону.

Тем временем Хурина доставили в Ангбанд, ибо знал Моргот с помощью чар своих и шпионов о том, что Хурин дружен с Королём, и задумал Моргот устрашить пленника своим взглядом. Но этого ему не удалось, и Хурин посмеялся над ним. Тогда Моргот приказал заковать Хурина в цепи и подвергнуть его медленным пыткам, и затем пришёл к Хурину и предложил ему свободу или же чин главного военачальника морготовых армий, если Хурин откроет ему путь к твердыне Тургона и известные ему замыслы Короля. Но Хурин Стойкий посмеялся над ним, говоря: «Ты слеп, Моргот Бауглир, и всегда будешь слепым, видя одну лишь тьму. Не знаешь ты, что правит людскими сердцами, а если бы и знал, то не смог бы дать людям этого. Глуп тот, кто принимает дары Моргота. Сначала ты возьмешь свою цену, а потом отберешь и обещанное; и я буду достоин лишь смерти, если скажу то, что ты хочешь знать».

Тогда Моргот рассмеялся и ответил: «Смерть ты ещё будешь вымаливать у меня, словно милость». Он привёл Хурина к Хауд-эн-Нирнаэт, когда курган был только сложен, и зловоние смерти реяло над ним, и посадил его на вершину и заставил смотреть на Хитлум, и думать о жене, сыне и родичах. «Теперь они живут на моих землях, – сказал Моргот, – и живы лишь моей милостью».

«Тебе неведома милость, – ответил Хурин. – Но они не помогут тебе погубить Тургона, потому что не знают его тайн».

Гнев обуял Моргота, и сказал он: «Зато я могу погубить тебя и весь твой проклятый род, и ты склонишься перед моей волей, будь ты хоть из стали». И он поднял с земли длинный меч и сломал его на глазах Хурина. Осколок клинка ранил лицо Хурина, но тот не уклонился. Тогда Моргот протянул свою длинную длань в сторону Дор-ломина и проклял Хурина и Морвен и их потомков, сказав: «Смотри! Тень моей воли будет довлеть над ними, куда бы они ни направились, и ненависть моя будет преследовать их до конца мира».

Однако ответил Хурин: «Напрасно твоё проклятие. Не можешь ты их видеть, не можешь и править ими издалека, покуда ты в этом теле, и покуда жаждешь быть Королём мира, видимым на земле».

Тогда Моргот навис над Хурином и сказал: «Дурак, ничтожнейший из людей, а люди – ничтожнее всех, кто способен говорить!» Видел ли ты валар, измерил ли ты силу Манвэ или Варды? Знаешь ли ты пределы их мыслей? Неужто ты полагаешь, что они думают о тебе и могут защитить тебя издалека?»

«Этого я не знаю, – сказал Хурин, – так могло бы статься, будь на то их воля. Ибо пока Арда существует, трон Старшего Короля незыблем».
«Так говоришь ты, – ответил Моргот. – Я и есть Старший Король, Мелькор, первый и могущественнейший среди валар, я был до сотворения мира и я сотворил его. Тень моего замысла лежит на Арде, и всё, что в ней есть, медленно, но неотвратимо склоняется пред моей волей. Но над всеми, кто дорог тебе, воля моя будет довлеть, словно облако Судьбы, и низвергнет их в пропасть тьмы и отчаяния. Куда бы они ни пошли, всюду будет твориться зло. Что бы они ни говорили, слова их будут гибельны. Что бы они ни делали, деяния будут обращаться против них. Они погибнут, лишившись надежды, проклиная жизнь и смерть».

Хурин ответил так: «Не забыл ли ты, с кем говоришь? То же ты много лет назад говорил нашим отцам, но мы спаслись от твоей тени. И теперь мы знаем многое о тебе, мы узрели лица тех, кто видел Свет, и слышали голоса тех, кто говорил с Манвэ. Ты был прежде Арды, но и другие были прежде неё, и не ты сотворил её. И ты не самый могущественный, потому что истратил свою силу на себя, на собственную пустоту. Ты теперь не более чем беглый раб валар, и их цепь ожидает тебя».

«Ты крепко выучил ложь своих учителей, – сказал Моргот. – Но сейчас эти детские сказки не помогут тебе, потому что все твои учителя разбежались».

«Последнее, что скажу я тебе, раб Моргот, – ответил Хурин. – И слова эти не от мудрости эльдар, но вложены в мое сердце в этот час. Ты не Властелин Людей, и никогда им не будешь, пусть хоть вся Арда и Менель падут к твоим ногам. За Кругами Мира ты не можешь преследовать тех, кто не признаёт тебя».

«За Кругами Мира я не буду преследовать их, – сказал Моргот. – Ибо вне Кругов Мироздания есть только Ничто. Но внутри Кругов Мироздания им не скрыться от меня, пока они сами не канут в Ничто».

«Ты лжёшь» – сказал Хурин.

«Ты увидишь и признаешь, что я не лгу» – сказал Моргот. И забрав Хурина обратно в Ангбанд, он посадил его в каменное кресло на вершине Тангородрима, откуда Хурин мог видеть земли Хитлума на западе и земли Белерианда на юге. Там он был скован властью Моргота и Моргот, встав рядом, вновь проклял его и наложил заклятие на Хурина, так что он не мог ни двинуться с этого места, ни умереть, пока сам Моргот не освободит его.

«Теперь сиди здесь, – сказал Моргот. – И смотри на земли, где зло и отчаяние обрушатся на тех, кого ты отдал мне. Ты посмел насмехаться надо мной, ты подверг сомнению мощь Мелькора, Хозяина судеб Арды. Так смотри теперь моими глазами, слушай моими ушами, и ничто не укроется от тебя».


If you have a problem I can help you.©my

SPBrt*VIPmaster
 
Форум » Литература » Д.Р.Р.Толкиен: добро пожаловать в Средиземье » Narn i hin Hurin ("Дети Хурина" в переводе АСТ)
  • Страница 1 из 1
  • 1
Поиск:

Internet Map - Новый, электронный мир.
Copyright MyCorp © 2024